Рядом со
мной, у оградки, стоял ничем не примечательный монах среднего роста, очевидно,
тоже поджидавший кого-то из монастырской трапезной.
При внимательном взгляде чувствовалось, что его "здесь" нет. Он там,
где его сердце. А именно?.. Однако об этом было ведомо только ему самому и
Богу.
Многих оптинских монахов я знал. Этот же, по-моему,
откуда-то приехал. Его густая малоухоженная борода
напоминала мне таежников.
– Извините, а вы откуда? – спросил я вполголоса. И все-таки я что-то в нем
вспугнул, возможно, молитву. Потому что ответил он не сразу, а как бы приходя в себя.
– Из Абхазии, – мягко ответил он.
– А где вы там?
– В пустыни.
В ответе прозвучала такая обыденность, будто его жительством был Aдлер илu
Сухуми. А для меня он словно с неба свалился, так как пустынника я видел
впервые.
Я попросил его о встрече, и он согласился, как со старым знакомым. И затем при
беседе от монаха Иакова шел такой приветливый душевный настрой, который редко в
ком уже встретишь в первое знакомство.
Он будто обнимал тебя много понимающим взглядом, теплой интонацией,
откровенностью и своей незадачливостью, за которой таилось многое...
– Отец
Иаков, а что такое пустынник в историческом значении и сегодня?
– Понятие
"пустынник" появилось от родоначальника пустынножительства Антония
Великого, IV век, Египет.
Когда христианство стало государственной религией в Римской империи, то в лоно
Церкви пришло очень много народу. С одной стороны, это
хорошо, но с другой – это привнесло в духовную жизнь некоторую рассеянность,
чего не было раньше, в эпоху гонений на христианство. Тогда была небольшая
Церковь, но очень сплоченная, сильная в вере. И люди, ревнующие о высоких
духовных степенях в христианстве, стали уходить в удаленные места – пустыню. Не
потому, что они не любили людей, а для того, чтобы больше угодить Богу, стать
ближе к Нему. Там они стали жить уединенно, молиться, заповеди исполнять. И
просияли своими подвигами о Господе, и Он их прославил, показывая тем, что Ему
угодно это житие.
Затем это понятие "пустынник" перешло из Египта в Россию.
По принятии христианства на Руси у нас тоже нашлись такие верующие, которые
стали уходить в пустынные места.
Мы знаем преподобного Сергия Радонежского, печерских
монахов, Нила Сорского, валаамских
отцов и других. Многие монастыри были созданы пустынножителями.
– А что
собой представляет ваше пустынножительство сейчас?
– У нас
скит от Троице-Сергиевой Лавры в честь иконы Божией Матери "Иверская". Нас двое. Послушник Сергий и я. Держим
огород, пчелок. Из хозяйства есть еще кот... Но главное внимание – молитве. И
еще, в духовном плане, пустынник – это человек созерцательной жизни. И любящий природу.
– Абхазия
в основе своей православная или мусульманская?
– Основа
была заложена христианская. Там в I веке Евангелие Господа нашего Иисуса Христа
проповедовал апостол Симон Кананит.
И претерпел мученическую кончину.
– А есть ли
какие-то особенности жизни именно в горах?
– Мы любим гулять по горам, которые заключают в себе какую-то
удивительную духовность. Живя среди них, человек становится как бы ближе к
Богу. И уединение... От всего этого происходят некие духовные подвижки. Скажем,
приезжает человек, расстроенный духом, раздражительный, ну не подступиться,
пальцем не тронь – взорвется. А поживя немножко в
горах, помолившись, происходит чудо – он становится мягким, любвеспособным
человеком. То есть как бы духом обмяк. И с другой
стороны – укрепился в вере.
И еще такая особенность... Горы – это все-таки не ровное поле. Здесь пропасти,
крутизна, порожистые, быстрые реки – несут в себе опасность. Ты нередко бываешь
на волосок от смерти. И когда взмолишься: "Господи, помилуй" – Он откликается и ты ощущаешь руку Божию, которая тебя берет и
отводит от края пропасти. Это почти все замечают.
В миру же, когда вокруг много
людей, за жизнь не приходится так бороться. К твоим услугам есть магазины, где
можно купить хлеб, рыбу, молоко. Это хорошо. Однако ты же особых усилий к
своему существованию не прикладываешь. И жизнь идет какая-то инертная. В
пустыне же – нет. Надо все добывать самому.
– Вы на полном самообеспечении?
– Почти.
Хлеб печем сами. Картошку выращиваем, помидоры, огурцы, кукурузу, сою, капусту,
свеклу, кабачки. Потом все это консервируем, соленья делаем. В том году было очень много белых грибов.
Но в первую очередь – молитва. Особенно ночная, когда солнце уходит за горы,
всходит луна, появляются звезды. Силуэты гор где-то вдалеке, и тишина кругом
такая, что себя слышишь. И ты вот такая маленькая величина, и огромный Божий
мир вокруг тебя. И он как бы ставит тебя на место: ты ничтожество и Господь
тебя, грешника, терпит. Ты только молись, молись, старайся прийти к Нему. Вот
такие чувства и мысли рождает ночная молитва. Это здорово, и пустынники,
полюбившие эту жизнь, уже не хотят ничего другого. А можно было бы пойти в большой
монастырь, где бытовые условия лучше. Можно еще что-то. Поехать в какой-нибудь
скит близ большого монастыря. Но это была бы потеря той, непотревоженной
жизни, которая есть в пустыни. А жизнь в миру испорчена
нашими страстями, безбожными представлениями, стремлением человека под видом
улучшения своего существования исказить природу и все вокруг.
В силу своих достижений в технике и науках современный человек очень горд. А
это тупиковый путь, потому что гордость убивает человеческую душу. Она не
позволяет человеку соединиться с Богом, Который не горд, а горд – сатана.
– А как
приходят в пустыню?
– Прежде всего из монастыря. А в монастырь приходят из мира. В
Троице-Сергиеву Лавру я пришел из Челябинска.
– Несколько
слов о вашей жизни в миру.
– В Челябинске я был одним
из полутора миллионов человек, совершенно неприметная личность. Работал
столяром в кинотеатре. В тридцать три года у меня возникла непреодолимая
потребность поиска чего-то возвышенного, духовного.
Я жил очень плохо, курил и пил. Я сидел по уши в греховном болоте.
Распущенность стала сильно меня угнетать. Но Господь милостив и простер Свою руку к грешнику.
Божией милостью у нас в Челябинске организовалось Братство Преподобного Сергия
Радонежского. В это Братство меня ввел мой друг Сергей, с которым я ездил на
"шабашку" в качестве художника-оформителя.
Приходилось рисовать Ленина, ударников соцтруда,
лозунги Горбачева. Это было начало 1990-х годов. И тут я начал понимать, что
вся эта жизнь, перестройка – фальшь. Преходящее,
очередной тупик.
Два слова о Сергее. Он совестливый и мужественный человек. Сейчас атаман
казачества. В Челябинске еще в 60-е годы XIX века, когда популярно было разночинство, люди стали теплохладными
и православная жизнь шаталась, был такой патриот Смолин, очень крепкий в вере и
в самодержавных понятиях: за Веру, Царя и Отечество. В честь его было названо
озеро Смолино. Сейчас идет борьба за то, чтобы район Ленинский в Челябинске
(триста тысяч человек) был переименован в Смолинский.
Особенно ратует за это казачество во главе с Сергеем. Надеюсь, что они одолеют.
Будучи в Братстве, я занимался немножко живописью, и братья мне сказали:
"Коль ты чего-то там мажешь, поезжай в Троице-Сергиеву Лавру и учись
иконописи, потому что сейчас очень нужны
иконописцы". Я попросил благословения и поехал.
В Троице-Сергиевой Лавре меня взяли в иконописную мастерскую. Так все сразу как
бы и открылось. "Вот тебе коечка, вот мастерская, рабочий стол и
преподаватель". И никаких усилий с моей стороны.
В Лавре я стал ходить на службы. Очень нравилось, когда братия пела полунощницу. Так, постепенно, я проникся монашеской жизнью,
хотя до этого никакого понятия о ней не имел. Через некоторое время пришел к
архимандриту Кириллу, духовнику Лавры, посоветоваться. С его благословения меня
взяли послушником.
Послушание нес в Москве на подворье Троице-Сергиевой Лавры. Троицкий храм тогда
занимал симфонический оркестр под управлением Павла Когана. А нам была выделена
комнатушка. Игумен Лонгин повесит занавесочку
и служит литургию. Так продолжалось несколько месяцев, хотя по бумагам Лавра
имела полное право на весь храм. И вот в один из вечеров мы вынесли их
принадлежности... Из алтаря – рояль. Был большой шум, приехали люди из КГБ и
нас отсекли так, что часть людей осталась за забором церкви. Кэгэбисты начали работать, особенно с отцом Лонгином. Требовали, чтобы он вывел своих людей из церкви,
так как мы произвели насилие.
Но ведь святыня находилась в попрании. Да и закон был на нашей стороне. И по
вере нашей в таких случаях мы не можем быть равнодушными. Помните, как Сам Господь изгнал из храма торгующих. Это было как бы похоже: Ревность по доме Твоем
снедает Меня. Вот этим же духом и мы руководствовались. Мы изгнали
симфонический оркестр под управлением Павла Когана. И началась нормальная
жизнь. Церковь стала восстанавливаться. Сейчас покрыли крышу, положили полы,
покрасили – и храм засверкал. Хор один из лучших в Москве. Отец Лонгин – музыкальный человек. Издательская деятельность на
хорошем уровне. Есть свой магазин – "Троицкая книга", с большим
выбором православной литературы.
Затем, через
какое-то время, я вернулся в Лавру, где меня и постригли в монахи. В братии
особенные отношения, каких я нигде не встречал. Доброжелательность и понимание.
Никто друг другу не грубит. И духовное единение через послушание и молитву.
Казалось бы, чего еще надо? А душа моя все еще была в поиске. Тут я
познакомился с пустынником, отцом Симоном. Раньше он
был в Троице-Сергиевой Лавре помощником эконома. Я рассказал ему о своих
душевных мытарствах. Он предложил посмотреть на пустынь, поехать в Псху.
Пcxy – это особое место.
Когда закрыли Новоафонский монастырь, то монахи переместились на Псху. Их было более трехсот человек. И они построили себе
кельи. В 30-е годы появился некий человек. Под видом верующего он ходил по
кельям и делал заметки. А потом прибыл отряд чекистов и
монахам было приказано собраться в одном месте. Пришло человек сто
пятьдесят, не все, потому что было ясно, что этой власти верить нельзя и их
ждет верная гибель. Очевидно, им вспоминалось старое доброе время, когда люди,
видя, как христиан казнят язычники, сами под этим непреклонным духом кричали
палачам: "Я тоже христианин!" Их брали и тоже казнили.
Пришедших монахов разделили на две группы и погнали. Одну в Тбилиси, а другую –
в Новороссийск. Тех, что пригнали в Тбилиси, разбросали потом по лагерям. А кто
попал в Новороссийск – погрузили на баржу, привязали камни к ногам и сбросили в
море. И на Псху расстреливали. Там в ручьях и сейчас
находят камни с красными следами. Это кровь мучеников. Вот там мы и живем,
грешные, – на святой земле, окропленной монашеской кровью, кровью святых.
– В
пустыни вас двое. И вы скитоначальник?
– Нет. Скитоначальник – отец Симон. Но
сейчас он живет на Афоне.
– Он вас и
позвал?
– Позвал
Господь, наверное, а он не оттолкнул протянутую руку. Ранее иеромонах Симон приехал туда с отцом Панкратием,
которого после пустыни назначили наместником Валаамского монастыря. А отец Симон остался там, в горах. У него была самая дальняя келья
от скита, совсем плохая пустынь, где далеко-далеко вокруг никого нет. В таких
местах пустынники, исихасты, безмолвники занимаются Иисусовой молитвой и совершенствуются в духовной жизни.
Возрастают от силы в силу. По благословению отца Кирилла, духовника Лавры, он
уехал на Афон, где ему выделили келью от греческого монастыря. Мы с ним иногда
общаемся по телефону из Адлера.
– С какого
года вы живете в пустыни?
– С
девяносто шестого. А послушник Сергий приехал до меня. Он из Хабаровска,
учитель. Построил себе келью недалеко от скита, но высоко. Пихтовый лес там
кругом. Подошел двунадесятый праздник или воскресенье, он спускается, и мы
служим всенощное бдение. Затем снова поднимается к себе, чтобы ничто не
нарушало его безмолвие, занятия Иисусовой молитвой и
духовым чтением. А я остаюсь в скиту.
– Бывает,
что вас и снегом заносит?
– Порой месяца на
три-четыре. Тогда совсем никого не видишь. Но это нисколько не тяготит.
Наоборот, входишь в большее молитвенное состояние. И все размеренно, и нет
никакой суеты совершенно.
Но не все это могут выдержать. На моей памяти встречались такие люди, которые
приезжали по своему самомнению и пытались пустынножительствовать,
но у них ничего не получалось. Какая-то сила их выдавливала из пустыни. Чтобы
жить в пустыни, надо многого терпения, смирения набраться и мужества. А они
приобретаются, как правило, в монастыре. Без этих качеств жить в пустыни сложно
и даже опасно. Можно впасть в прелесть, возомнить о себе, что ты являешься духоносным человеком, обладающим высокими достоинствами.
Впадая в самомнение, человек становится гордым, никаких авторитетов для него
нет, он уже сам "учитель". И всех учит и учит, забывая слова Господа,
что, когда совершите все повеленное вам, то
скажите себе: мы есть рабы неключимые, сделали то,
что должны были сделать.
Человек, будучи в прелести, под действием бесовских сил забывает об этом и
плохо заканчивает.
Один пример. Сидит в келье такой человек и молится. Подъезжает на
"Жигулях" компания к его келье. И он: "О, гостеприимство!"
Пускает их в келью без молитвы. Представляете, в горах, без дорог, на
"Жигулях" подъехать?.. Как это возможно? А человек уже не сознает. И
это были бесы, и они надругались над ним. Слава Богу, потом этот человек
осознал, что Господь попустил такое, чтобы он понял, что находится в прелести.
Вот какие вещи творятся.
– А чем
опасна жизнь в пустыни по природным условиям?
– Только
один случай расскажу. Мне сказали, что на реке есть брошенная пасека. Я пошел,
нашел ее, и уже начало смеркаться. Мне бы остаться и переночевать там, а я
решил, что успею вернуться, добегу. И стал спускаться. А в этих горах есть как
бы ступенчатые длинные площадки. Мне надо было бы еще ниже спуститься, а я
ошибся и зашел не туда.
А уже ночь наступает. Я стал нервничать. Осень была, листва уже упала, я
переходил какую-то балочку, поскользнулся и
покатился, как по снегу. Качусь, качусь, хватаюсь за одно дерево, за другое и
срываюсь. Потом все-таки ухватился. Оборачиваюсь, смотрю: в нескольких шагах
пропасть и слышу, река шумит, метров на восемьдесят ниже. Если бы не помощь
Божия, мне был бы конец.
А потом, втыкая в землю нож, вскарабкался наверх. А тут темень наступила,
фонарик я потерял, шел по горам наощупь, нашел
какую-то нишу, влез спиной в нее, вспотевший. Холодно уже было. Стал замерзать.
Надо выходить. И снова, с помощью ножа, делая для ног ступеньку за ступенькой,
вышел на ровное место и разжег костер. У него и провел всю ночь.
Подобное случается почти со всеми пустынниками. Но смертных случаев не бывает.
– И по
молитвам Божия помощь приходит?
– Да.
Расскажу еще один случай. Я как-то заблудился. Тоже близко к зиме. И не хотелось
ночевать среди леса, в котором было неуютно и сыро. И ведь знаю, что недалеко
есть старая келья. Помолился: "Господи, вразуми. Господи, вразуми..."
И увидел мох, а он раcтет на
северной стороне. Тут я сразу сориентировался и вышел к келье. Разжег печечку и
нормально переночевал. Таких случаев явной Божией помощи было много.
– А почему
именно Абхазия? Вы по национальности кто?
– У меня отец
мордвин, а мать русская. И родился я в Мордовии, а потом уехали на Урал. И, конечно,
я горы очень люблю. И Уральские горы тоже сыграли какую-то свою роль. Но
Уральские горы – не Кавказские. Они отлогие. Уральские горы – это древний
старик, а Кавказ – это молодой юноша. Здесь все как бы только что созданное.
– А
население, которое вас окружает, – абхазы?
– Ближайшее
село Псху – это русское село. Оно было образовано
где-то в 1905 году. Такая была политика – на заселение
Кавказа русскими. Там же была война с абхазами, которые поддерживали Шамиля.
Они потерпели поражение, и им предложили: оставайтесь, но будьте мирными, или
уходите. Они ушли в Турцию. Сейчас некоторые из них возвращаются в Абхазию. Но
это уже больше турки, чем абхазы. Они и говорят по-турецки. Но корни какие-то
остались. Возвращаются не на Пcxy,
а в Сухуми, там у них целый квартал. Турки абхазского происхождения.
Псху – это часть России. Абхазы тяготеют к нам, почти
все знают русский язык. Люди довольно-таки гостеприимные.
– Но
националистический вирус их тоже затронул?
– Да. И
абхазский народ не минула эта беда. Они ревнуют о чисто абхазской Абхазии.
– Сепаратизм?
– Да. В
Абхазии много армян, греков. Греки почти все выехали. Многие армяне –
тоже. И русские, кто смог. Но не все. Какого-то особого давления на них нет. Но
жизнь там просто тяжелая. Экономически Абхазия – неразвитая страна. Все было
построено на индустрии отдыха в советское время, а промышленность слабая.
– Село Псху – как островок?
– Да, русский
островок, окруженный горами. Это целый мир. И граница его – горы. Туда можно
попасть только самолетом, вертолетом или через перевал.
– Рыба-то
в речках водится?
– Только форель.
– А ваша
келья далеко от речки?
– Шум ее слышен. Сам
я не рыбак, но рыбка есть, хорошо клюет.
– Церковь в
селе есть?
– Жители села
православные, и многие из них, когда было гонение, пострадали за веру. А тут
вот в наше время произошло несчастье. Фактически построенный храм сгорел.
– Поджог?
– Никто не
знает. Может, несчастный случай. Но верующие не опустили руки и строят новую
церковь.
Сейчас преобладающее число людей, ходящих в церковь, это женщины –
жены-мироносицы. А мужчин мало. Они водочку пьют. Наркомания, к сожалению,
есть. Вот это страшно. И никто с этим не борется.
В селе есть батюшка, отец Серафим. И с ним нельзя не согласиться, что в людях
очень мало страха Божия, который охранил бы человека от этого греха. А в
старину в России, у русского народа он был, а сейчас нет или очень слабый.
К сожалению, псхинцы переняли от кавказских народов
несвойственное русскому народу качество – мстительность. И на этой почве в селе
произошла трагедия. Между двумя большими семьями пошла вражда. И один мужчина
расстрелял другого, Валерия, и его жену прямо дома. По какой причине –
неизвестно. А Валерий был добрый человек. Добросовестно работал милиционером.
Нам, монахам, помогал. Царство ему Небесное! А затем убийца от отчаяния и сам
застрелился.
А у исконно русских как? Могут подраться. А потом сядут за стол, мировую
разопьют – и зла как не бывало. От слабой веры мстительность нажита.
– Отец
Иаков, а что вас привело в Оптину пустынь? Может
быть, друзья есть?
– Сейчас у
нас на Псху строится церковь, надо писать иконостас,
а навык утерян. Необходимо его восстановить, подучиться. Почему именно в Оптину? Я видел работы здешних иконописцев. Они высокой
школы. И, само собой, духовно укрепиться в таком святом месте.
Оптина меня порадовала. Так много сделано всего за
десять лет. Братия довольно-таки многочисленная, чувствуется правильное
духовное устроение. Недавно же открывшиеся монастыри такого не имеют. В них по
малому опыту монашеской жизни часто происходят "сочинения на вольную
тему".
Самое важное, чтобы монастырь устраивался от здорового
корня. Как, например, моя родная Троице-Сергиева Лавра. Преподобный Сергий
пришел спасаться в пустынное место, духовно вырос, стал чудотворцем. И
много-много людей потянулось к нему. Появился монастырь. А если корень
нездоровый, то и плоды будут больные – всякое духовное неустройство.
– Как
вы дальше полагаете свою жизнь?
– Хотелось
бы создать иконописную мастерскую. Там у нас одаренный мальчишечка есть,
который тянется к этому. Ему помочь, другим. Есть хороший храм, в Адлере например. Хотелось бы на него поработать. А на зиму
уходить в пустынь. Сейчас наш православный организм идет вширь и набирает силы.
Хочется и свою посильную лепту внести. Если, конечно, Господь благословит.
– Пять
лет уединения, сосредоточения – для духовного совершенствования срок немалый.
Очевидно, вы что-то в своей жизни пересмотрели, вам нечто открылось?..
– Человек
не какая-то завершенная система, он – в развитии. И если раньше что-то в тебе
только мерцало, догадывалось, было неопределенно, смутно, то теперь многое
стало ясным. Прежде всего видишь, что ты никто и
ничто. Если Господь благословит, то что-то и будет. И твердо сознаешь, что этот
мир... Как апостол Павел говорит: Время уже коротко... ибо проходит образ
мира сего.
Вот я пять лет не был в миру
и увидел, как женщины растленны. Что у них за мода. Ну
там юг, курорт, но все равно совесть-то должна быть. Если она ничто не говорит
женщине, у которой все oткрыто,
и общество смотрит на все это совершенно равнодушно, значит, оно духовно очень
низко пало, так как позволяет то, что не позволяет Господь. Общество
далеко-далеко от Бога отошло. Поэтому и пустынники убегают все дальше и дальше.
Однажды меня поразила такая прочитанная мысль: "Наверное, мы не вырвемся
из этого физического мира. А есть мир духовный, и он только того
впускает, кто духовен".
Вот такая печаль была у брата, и я проникся ею. Стал думать: как вырваться из
этого физического мира в тот мир – духовный. Вот какая задача-то стоит. И
чувствуешь, что нет сил никаких. И если Господь не помилует и не поможет, то
изменить в себе что-то очень и очень сложно. А надо. И общество должно
измениться. Должно быть неравнодушным к духовным вопросам. Как Господь говорит
через Своего любимого святого ученика Иоанна
Богослова: "Как ты не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст
Моих". И в другом месте предупреждает: "Хорошо. Ты держишься верою,
но не гордись, а бойся".
Наше равнодушие наводит на такие мысли, что действительно где-то близко такие
времена, которые заставят нас всех обратиться к Богу. Через что-то
катастрофическое. По милости Божией нас так встряхнет, что мы наконец-то
проснемся и перестанем быть равнодушными.
– А разве
нас еще не встряхнуло?
– Нет.
Переоценки ценностей не происходит. А должна быть такая встряска, которая бы
неминуемо привела к этому. Иначе – смерть. Духовная и физическая.
К пороку, к доллару, к Западу ли надо стремиться? В этом ли наша цель? Альфа и
Омега – это Бог, Христос, святая Русь православная.
– И
что-нибудь из ваших душевных борений, из того, что вы можете рассказать...
– Появляется
терпимость и снисходительность до немощей человеческих. Раньше я на многое
бурно реагировал. Что-то не по мне – и: "Зачем это, что за дела,
почему?!" И восставал. Сейчас вижу, что всякие человеческие потуги – это
ничто. Отсюда терпимость к человеческим падениям. Хоть и болезнуешь
об этом, но терпишь и веришь, что Господь по милости Своей
спасает и спасет людей. А так-то мы зачем?..
Не помню, прости меня Господи, где-то читал. Один монах умирал, пришли братья
прощаться, а он улыбается. Они ему: "Чего ж ты? Твоя жизнь прошла на наших
глазах, мы видели, что ты не брал на себя никаких подвигов, а сейчас
улыбаешься. Тебе не страшно?" А он говорит: "Я никого не осудил. И
сейчас ангелы пришли забирать мою душу".
Значит, кругом монахи брали на себя какие-то подвиги поста, бдения,
столпничества, он же не нес этих внешних подвигов. У него был другой внутренний
подвиг, которого никто не видел.
– Вашему
взгляду сейчас более открыты сердца людей?
– Опасно.
Опасно человеку, монаху видеть в другом человеке какие-то стороны, прочитывать
их и говорить даже себе: "Вот этот брат такого-то духа, душевного
устроения, этот – другого". Упаси Господь меня от этого. Я знаю, что я
очень слабый, и стараюсь, даже если вижу в каком-то человеке отрицательную
сторону, не акцентировать на ней свое внимание. Потому что сегодня он, завтра
ты согрешишь. Кто ты такой, чтобы кого-то осуждать? У меня, слава Богу, такой
высокой мерки к людям нет. Даже порыва такого: "Все мы должны быть такими
замечательными!.."
– И вы
к своему пустынножительству не относитесь как к подвигу?
– Да что
вы? Это просто жизнь среди природы, и все. Какой подвиг? Мы и кушаем
достаточно. Спим даже много, воздух прекрасный. Какой здесь подвиг?
– Вы,
конечно, преуменьшаете. Я, грубо говоря, пропахал снега Чукотки.
– Вы были
на Чукотке? А я на Камчатке.
– На
Камчатке в ручьях мы "горбылей" (горбушу) руками ловили, много лет
тому назад. Сейчас, может, и ручьев тех нет. Ну да ладно. Это отдельная тема.
Вот вы очень
возвышенно говорите о горах. Может, это от вашего высокого духовного устроения?
Я вырос в степях Алтайского края, и в горах мне тесно. И степь для меня
олицетворяет широту души.
– Казалось
бы, человеческие души похожи, и в то же время они разные. Одни любят пустыню,
бескрайние пески, другие – леса, третьи – горы. И это закладывается,
наверное, где-то очень глубоко-глубоко.
Конечно, степняк в горах затоскует. Ему захочется видеть бескрайние просторы,
когда солнце закатывается за горизонт. А в горах солнце – брык, и его нет. И
видишь только силуэт горы, а позади нее солнечный столб!.. Гора сама светится.
Но пустынник может жить где угодно – в степи, на берегу моря... География здесь
ни при чем – это внутреннее состояние. То есть
человек, сосредоточенный на внутреннем устроении своей души, стремится, с
Божией помощью, как-то себя подвигнуть к Господу. Такова истинная суть
человека.
– Отец
Иаков, вы не сами по себе пошли в пустынь, а по чьему-то благословению?
– Да. Меня
на такую жизнь благословил духовник нашей Лавры архимандрит Кирилл.
– Это
имеет большое значение?
– В
церковной жизни благословение – основание. Без этого не получится ничего. Можно
приложить много своих сил, а результат окажется печальный. Потому что надо
правильно построить именно основание. Благословение – это основание. И по
молитвам моего духовного отца, архимандрита Кирилла, по молитвам Радонежских, Оптинских старцев, по молитвам Божией Матери Господь
устраивает пустынножительство. Не мы его устраиваем, а Бог.
– А
каким было первое душевное движение к пустынножительству, до того как вы
встретились с отцом Симоном?
– Была
какая-то неудовлетворенность своим внутренним состоянием. Она и двигает
человека куда-то в неизведанное.
– И в
беседе со старцем Кириллом определилась вот эта конкретность – пустынь?
– Да. Монахи
делятся на несколько категорий. Монахи-пустынножители, монахи скитские, монахи
монастырские. Одни живут здесь, другие – в скиту, третьи – в монастыре. Это
жительство нормально и спасительно. Лишь бы все это было не в гордость, не в
какую-то самонадеянность, а по благословению и по...
– ...готовности?
– Да, да.
А какой кто выбирает образ жизни – это уже зависит от его внутреннего духовного
устроения.
– С
точки зрения мира ваша жизнь может показаться странной. Какие у вас oтношения с вашими близкими, родными?
– Мама у
меня еще жива. Ей 81 год. Живет в Челябинске. Есть старший брат, он живет
далеко от мамы. Мама моя так говорит: "Ты выбрал. Сам. Сознательно. И я
тебя благословляю". Такая у меня замечательная мама. Брат немножко
удивился, и все. У других бывают сложности... Куда ты ушел? Ты бросил нас, мы
тебя совершенно не волнуем. Все они в слезах, в истерике. А что произошло?
Ничего трагического.
Они думают, что это какая-то измена. А нет. Бог же призывает. Надо понимать,
что Он же Отец. "Отче наш, Иже еси на небесех..." Ему виднее. Надо
прежде всего Богу подчиняться, а не человекам. Кто любит отца или мать паче
Меня, Меня не достоин. Мы должны Бога любить, потому что в Нем начало и
конец. Он – Источник Жизни.
Бывает, что человек всей кожей прирастает к родным, и это уже рабство. А
человек по жизни должен развиваться как свободная личность. По божественным
критериям, а не по земным. Написано же в Евангелии: И враги человеку –
домашние его.
– А
мать у вас верующая?
– В
советское время в церковь она ходила только по дням упокоения своих родных.
Ставила свечки, писала записочки. Вот этим все и заканчивалось. Но сейчас она,
можно сказать, воцерковилась, пришла к Богу. Это меня
очень радует. А брата, к сожалению, захватила современная жизнь. Но что
поделаешь? Наверное, ему надо и это пройти.
Есть такая притча Господа о закваске... Положила жена закваску в три меры муки
и заквасила все эти три меры. Это значит, что закваска – это Бог полагает
духовное. А три меры – душа, тело и дух. И надо, чтобы эти "меры"
заквасились. А у кого как происходит закваска, Бог весть. У одного, духовно
талантливого, сразу – его как будто подменили, так он преобразился. А другие
идут к вере медленно. Бог ведает, как все это происходит. Надеюсь, что и брат
мой потихонечку придет к Богу.
– Скажите,
а ранее, до монастыря, вы когда-нибудь думали, что станете монахом?
– Никогда.
Знал, что где-то есть монахи. Но был к этому совершенно равнодушен. А затем в
год-полтора Господь вывел на какой-то духовный уровень...
– Все-таки
это происходит по Божией воле?
– Несомненно.
– Один
человек предопределен, а другой не предопределен? Может быть, я не то слово
употребил?
– Нет. Все
правильно. "Предопределение" – термин духовный. А кого Он
предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал,
тех и прославил.
Но Бог не насилует человеческую личность. Он только помогает определиться в
жизни. Для спасения душ наших. Для вечной жизни.